Всегда радуюсь, когда возникает повод внимательно и вдумчиво перечитать хорошую книгу. А издательство "Азбука" и газета "Санкт-Петербургские Ведомости" на сей раз дали повод перечитать целых три — входящие в "трилогию Моста" Уильяма Гибсона. Жду завершения издания "трилогии Синего муравья" с нетерпением.
И видеть сны
Уильям Гибсон. Виртуальный свет: Роман. / William Gibson. Virtual Light, 1993. Пер. с англ. Михаила Пчелинцева. — СПб.: Азбука. М.: Азбука-Аттикус, 2015. — 352 с. — (Другие голоса). Тир. 3000. — ISBN 978-5-389-08316-5.
Уильям Гибсон. Идору: Роман. / William Gibson. Idoru, 1996. Пер. с англ. Михаила Пчелинцева. — СПб.: Азбука. М.: Азбука-Аттикус, 2015. — 320 с. — (Другие голоса). Тир. 3000. — ISBN 978-5-389-08317-2.
Уильям Гибсон. Все вечеринки завтрашнего дня: Роман. / William Gibson. All Tomorrow's Parties, 1999. Пер. с англ. Д.Борисова. — СПб.: Азбука. М.: Азбука-Аттикус, 2016. — 352 с. — (Другие голоса). Тир. 2000. — ISBN 978-5-389-08789-7.
В 2016 году издательство «Азбука» наконец завершило переиздание «трилогии Моста» — второго цикла американского писателя Уильяма Гибсона, «киберпанка номер один», фантаста, сумевшего первым же своим романом прорвать периметр жанрового гетто и выйти на просторы «большой литературы».
Есть тип людей, которым комфортнее живется и свободнее работается в шатком, неустойчивом мире, стоящем на пороге глобальных перемен, чем там, где эти перемены уже свершились. Уильям Гибсон, пророк и провозвестник информационной революции, несомненно, принадлежит к их числу. Читателям он известен прежде всего по дебютному роману 1984-го года «Нейромант» и (в гораздо меньшей степени) по двум книгам-продолжениям, включенным в так называемую киберпространственную трилогию или «трилогию Муравейника». Ну и еще по рассказу «Джонни Мнемоник» — благодаря экранизации с Киану Ривзом в главной роли. Однако следующие книги автора, написанные в 1990-х и составившие «трилогию Моста» («Виртуальный свет», «Идору» и «Все вечеринки завтрашнего дня»), по-своему не менее показательны. IT-революция победила, мир изменился, но не совсем так — или совсем не так — как мечтали Гибсон и его друзья-киберпанки. Что ж: в новом цикле писатель рисует совсем другой образ будущего, хотя главные отличия далеко не сразу бросаются в глаза.
Имя этой трилогии дал гигантский мост между Оклендом и Сан-Франциско, в одну ненастную ночь захваченный тысячами бездомных сквоттеров — символ возможной альтернативы, неосуществившейся мечты, загнанной на задворки цивилизации. Мост — «убежище, дикое, странное, но — убежище, где можно лечь и уснуть, единственный приют бесчисленных людей и их бесчисленных снов». Вотчина маргиналов, отщепенцев, отторгнутых большим миром, пережеванных и выплюнутых на обочину. Его двойник во Всемирной Паутине — «Застенный город» хакеров из Токио, замкнутый, спрятанный, тщательно стертый со всех электронных карт, недоступный для праздных веб-серферов, живущий по собственным таинственным законам. Это, разумеется, утопия, очередной «Город Солнца», но на сей раз утопия для интровертов, тихих аутсайдеров без амбиций и наполеоновских планов.
В киберпространственной трилогия персонажи Гибсона готовились изменить мир и обрести безграничную свободу — или, по крайней мере, полный контроль над собственной судьбой. Герои «трилогии Моста» другие. Они не то чтобы держатся накатанной колеи — но стараются иметь с этим миром как можно меньше общего. Не гении, не супермены, не виртуозные киберковбои или промышленные шпионы из десятки самых опасных людей планеты — в основном это обычные люди, не способные жить по общим правилам. Упрямый молодой коп родом с американского Юга, которого все так и норовят использовать, подставить — но раз за разом обламывают зубы («Виртуальный свет»). Неправильные фанатки неправильной поп-группы, слишком долго остающейся на пике популярности, не подчиняясь железным законам ротации. Аналитик-самоучка, эксперт по поиску узловых точек в информационных массивах, рискнувший бросить вызов транснациональному медиаконцерну («Идору»). Это самые яркие фигуры, к которым прикован взгляд писателя. Но за спиной у них стоят десятки эпизодических персонажей: торговцы подержанным хламом с Моста, отаку с токийских улиц, бездомные, попрошайки, наркоманы, аутисты, велокурьеры с их велосипедами из прессованной бумаги — чудики, фрики, не такие, как все.
«Трилогия Моста» несильно отличается от «трилогии Муравейника» по стилю и атмосфере. Вроде бы почти ничего не изменилось: те же хакеры, уличные банды, виртуальная реальность, футуристические гаджеты, японские бизнесмены с непроницаемыми лицами, «хай тек, лоу лайф» — все на месте. Тот же рваный ритм, стучащий пульсом в ушах, тот же кислотный коллаж из уличного сленга и неологизмов, новаторских философских теорий и революционных культурологических концепций... Но теперь герои не меняют мир каждым своим поступком, каждым словом. Они не вписываются в систему — но и не испытывают желания подмять, перестроить ее под себя. Игра в царя горы закончилась. Вместо безумного адреналинового драйва, азарта, подросткового вызова — четкое, черным по белому, послание: «Оставьте меня в покое!». Дайте жить спокойно и видеть сны — в андеграунде, в подполье, в параллельном мире без планов, правил и начальственных окриков.
Да, в заключительном романе трилогии, «Всех вечеринках завтрашнего дня», происходит событие, после которого мир должен измениться — не сразу, но когда-нибудь, через годы или десятилетия. Узловые точки стягиваются в одну, человечество выходит на новый виток развития — как водится, само того не заметив. Но это скорее утешительный приз, уступка ожиданиям постоянных читателей. Гибсон отчетливо понимает: как бы ни менялся мир, какие бы революции ни происходили — социальные, информационные, биотехнологические — всегда останутся маргиналы, плетущиеся со своим жалким скарбом по обочине большой автострады. Максимум, чего можно добиться, так это чтобы большой мир не совал свой нос в их дела, дал жить спокойно, не застраивал в колонны, — да и то ненадолго и ценой больших жертв.
Люблю, когда переиздают отличные книги, золотую классику НФ. Появляется повод перечитать, переосмыслить... ну и еще раз отрецензировать. Тем более что сайт Книжной ярмарки ДК им. Крупской относится к этому благосклонно. Ну а издателям одно пожелание: дорогая "Азбука", больше Уильяма Гибсона, хорошего и разного!
Побег из тюрьмы плоти
Уильям Гибсон. Нейромант: Роман, рассказы. / William Gibson. Neuromancer, 1984. Burning Chrome, 1986. Пер. с англ. — СПб.: Азбука. М.: Азбука-Аттикус, 2015. — 480 с. — (Звёзды мировой фантастики). Тир. 3000. — ISBN 978-5-389-08793-4.
Адепты высоких технологий слишком поздно заинтересовались механизмом человеческого восприятия и недооценили роль телесности: нам комфортнее слепо тыкать пальцем в экран айфона, чем размахивать руками в пустоте или отдавать команды голосом, как в старой доброй НФ восьмидесятых. Внезапно выяснилось — сюрпрайз! — что самосознание неразрывно связано с его материальным вместилищем, а в человеческий мозг встроен хитрый предохранитель, биологическая защита от иллюзии, от того, с чем мы не можем взаимодействовать непосредственно, физически.
Отказ от телесности — одна из центральных тем цикла «Муравейник», куда входит и роман «Нейромант», и часть рассказов из сборника «Сожжение Хром», собранных под этой обложкой. Только взломав защиту, естественный брандмауэр, установленный эволюцией, можно войти в этот удивительный и жуткий мир. Подключиться к киберспейсу, матрице, «консенсусальной галлюцинации... графическому представлению данных, хранящихся в памяти каждого компьютера, включенного в общечеловеческую сеть». Попасть на хакерские небеса, где вольно парит дух киберковбоев, сбросивших узы плоти. «Световые лучи в псевдопространстве мозга, кластеры и созвездия данных», полная, абсолютная, ничем не ограниченная свобода... Но чтобы вдохнуть ее полной грудью, надо перестать быть человеком.
Уже в первом опубликованном рассказе, «Фрагментах голограммной розы», Гибсон писал об «отвращении к совершенной машине тела». Кошмары и мечты Кейса, главного героя «Нейроманта», пропитаны презрением к «клетке из мяса», да и само его имя многое говорит внимательному читателю: кейс, как известно, это чемоданчик, «прямоугольная емкость для хранения предметов». Именно в таком носят душу босса мафии герои «Криминального чтива» — но Гибсон, как мы видим, опередил Квентина Тарантино. «Нейромант» — бесконечные па самоубийц, изящно и опасно балансирующих на краю пропасти. Кейс, заключающий необдуманные сделки, дергающий тигра за усы, очертя голову несется на адреналиновой волне и бессознательно провоцирует улицу прикончить его. Орбитальное семейство мультимиллионеров Тессье-Эшпулов, когда-то мечтавшее отказаться от самосознания ради превращения в нечто большее, в безмысленный рой, действующий как единое существо (эту идею Гибсон позаимствовал из одноименной повести Брюса Стерлинга), выродилось, деградировало, обратилось в уродливую «структуру, прорастающую внутрь себя». Наконец, истинный работодатель Кейса, ИскИн Уинтермьют, по сути платит за то, чтобы хакер уничтожил его, взломал, стер границу между «я» и «не-я». Все они стремятся к одному: выходу за естественные пределы, эволюции через саморазрушение. И как минимум один достигает успеха на этом тернистом пути.
«Нейромант» не просто краеугольный камень киберпанка — это безусловная классика конца XX века, книга, с которой начался очередной виток усложнения англо-американской фантастики. Стробоскопическое смешение образов, позаимствованных из поп-культуры восьмидесятых, из теории информационных и биотехнологий, из книг по антропологии и социологии, философии и теологии, образов, нанизанных на пульсирующую нить сюжета. Безумная динамика, рок-н-ролльный ритм, гламур и шагрень, хромированная сталь и потертый пластик с въевшейся грязью, светящиеся граффити молодежных банд и потускневший от времени антиквариат. Уличные самураи, клонированные убийцы, орбитальные курорты, моделированные наркотики...
Гибсоновский образ будущего, «необычайно объемный и ощутимый», как писали в журнале «Локус», давно распался на фрагменты, частью растворившиеся в нашем общем прошлом, частью так и оставшиеся нереализованной грезой, чем-то вроде Большой Американской Мечты 1930-х, которой посвящен рассказ «Континуум Гернсбека». Неон давно не используют для подсветки наружной рекламы. Обанкротились и закрылись аркады игровых автоматов. Никто больше не измеряет объемы информации в «тысячах мегабайт». Со всех географических карт исчез город Ленинград, фуллеровские геодезические купола так и не закрыли небо над мегаполисами. Ну а место Матрицы, сулящей безграничную свободу, занял «интуитивно понятный» Интернет, статичная картинка на плоском экране монитора.
Время стряхнуло с прозы Уильяма Гибсона шелуху футурологии. Осталась чистая литература. Но такая литература, от которой до сих пор пробирает до костей, от пяток до хребта — как от смеха покойника, заблудившегося в Сети.
Территория свободы
Уильям Гибсон. Граф Ноль. Мона Лиза овердрайв: Романы. / William Gibson. Count Zero, 1986. Mona Lisa Overdrive, 1988. Пер. с англ. Анны Комаринец. — СПб.: Азбука. М.: Азбука-Аттикус, 2015. — 576 с. — (Звёзды мировой фантастики). Тир. 4000. — ISBN 978-5-389-08797-2.
Время от времени фантастика погружается в застой. Не только и не столько отечественная, сколько англоязычная (читай — мировая): теряет упругость и драйв, скатывается к самоповторам, замыкается в себе. Но это не беда: стоит паровозу сбавить ход, как появляется новое поколение молодых и дерзких, готовое бросить вызов авторитетам, заново раздуть костры амбиций — и фантастика возрождается, словно феникс из пепла. Можно даже, наверное, с высокой точностью рассчитать периодичность, с какой происходит это впрыскивание «свежей крови» по методу профессора Богданова.
Для фантастики 1980-х киберпанк стал такой даосской пилюлей вечной молодости, сверхплотным концентратом новых образов и метафор, революционных идей и концепций, сюжетных ходов на грани фола и рискованных нарративных приемов. Конечно, если разложить тексты «киберпанка номер один» Уильяма Гибсона на составляющие, легко заметить, что по большей части они собраны из знакомых ингредиентов. Что-то позаимствовано у авторов «новой волны», от Дилэни и Балларда до Браннера и Дика, что-то — из арсенала поп-музыки 1980-х, что-то — у философов, политологов и футурологов второй половины двадцатого столетия, очень многое — из американского кино- и литературного нуара. Сам Гибсон этого никогда не скрывал. Но почему-то до пришествия киберпанков фантастам не хватало гибкости, таланта и, не побоюсь этого слова, наглости, чтобы собрать все детали воедино. Тут нужен особый тип мышления: неспроста любимые локации Гибсона — свалки, кладовки, блошиные рынки, полузаброшенные орбитальные станции, кладбища ненужных вещей, старого барахла, из которого неизбежно рождаются новые сущности.
«Трилогия Муравейника» (она же «киберпространственная трилогия»: «Нейромант»-»Граф Ноль»-»Мона Лиза овердрайв» и примыкающие рассказы) стала острием тарана, которым киберпанки, подбадривая себя молодецким уханьем, вынесли ворота изрядно обветшавшей крепости Ее Величества SF. Эти произведения соединили в себе все ценности киберпанковского Движения, обнажили его суть. Оригинальное название первой части «трилогии Муравейника», «Neuromancer», созвучно английскому «romancer» — фантазер, выдумщик. Так же, как футуристы начала XX века безудержно романтизировали индустриальную революцию (помните программный рассказ Гибсона «Континуум Гернсбека», написанный в 1981 году?), ранние киберпанки простодушно восхищались постиндустриальным ландшафтом и его обитателями. Если попытаться в нескольких фразах изложить сюжет этих довольно непростых книг, можно сказать, что романы трилогии — о том, как глобальная компьютерная сеть (бесчисленные базы данных, навороченные вирусы, ИскИны разного уровня) обретает самосознание — и о людях, стоящих у колыбели. О компьютерных ковбоях, уличных бойцах-ронинах, малолетних проститутках и безумных отпрысках аристократических семейств, обо всем том «человеческом мусоре», без которого невозможен расцвет новой эпохи. «Нейромант» и два его продолжения — не о компьютерах, — писал Гибсон в 1992 году в послесловии к первому электронному изданию трилогии. — Иногда эти книжки делают вид, и довольно неубедительно, будто они посвящены компьютерам, однако на самом деле главная их тема — технология в некоем более широком смысле. Я лично подозреваю, что в действительности они об Индустриальной Культуре; о том, что мы делаем с машинами, что машины делают с нами, и о том, насколько бессознательным (и, как правило, беззаконным) этот процесс был, есть и будет».
Безусловно, ранний, романтический киберпанк — литература прорыва во всех отношениях. Мир, который рисует Уильям Гибсон, не слишком уютен — но киберспейс открывает героям миллионы альтернатив. Ты можешь начать свой путь с самых низов, подростком из неблагополучного района, оккупированного молодежными бандами, драгдиллерами и сутенерами («Граф Ноль»), беспаспортной бродяжкой-наркоманкой («Мона Лиза овердрайв»), но если ты молод и не полный дурак, если у тебя есть кураж, харизма — и, конечно, если тебе улыбнется старушка-Фортуна, — ты прорвешься. Компьютерная матрица, высокотехнологичная «консенсуальная галлюцинация», это обеспечит. Тебя могут окружить плотным кольцом наемники, взять на прицел самый богатый человек в мире, но никто не помешает тебе уйти через киберспейс, вырваться из клетки тела, обрести подлинную, безграничную свободу. Такая ситуация с дивной регулярностью повторяется во всех романах трилогии — а в «Графе Ноль» не один раз. Понятно, что эта метафора особенно близка раннему Гибсону, во второй половине 1980-х в одночасье превратившемуся из малоизвестного рассказчика, маргинала и бунтаря, во влиятельного представителя литературного истеблишмента и культовую, без кавычек, фигуру.
Прошли годы, романтики постарели, на смену киберпанкам 1980-х пришли другие писатели, более сдержанные, рациональные и циничные — и куда лучше знающие историю, в том числе историю революций. На троне «главного киберпанка современности» Уильяма Гибсона закономерно сменил Нил Стивенсон. Свобода выбора, которой бредили энтузиасты IT-революции, по большей части обернулась иллюзией. Сегодня Гибсон отзывается о «трилогии Муравейника» без особого энтузиазма. «Мир Кейса и Молли — это мир гормонально озабоченных юнцов, — пишет он в послесловии к роману «Периферийные устройства» (2014). — Персонажи яркие, но это яркость глянцевого картона, а самые сильные эмоции вызваны либо суровой химией, либо невыносимой эротической утратой. В эти эмоции — да, я попадал, как панк в свои три аккорда. Но написать о том, как молодая женщина переживает за свою тяжелобольную мать, я не смог бы тогда и под дулом пистолета».
Классик, конечно, перегибает палку. Его можно понять: в истории фантастики и литературы в целом Гибсон остается прежде всего автором «Нейроманта» — сколько бы романов ни написал и какие бы художественные олимпы ни покорил. Обидно сознавать, что главная высота взята много лет назад и в будущем подобное никогда не повторится. И все же именно «трилогия Муравейника» — историческая веха, революционный прорыв, как бы сам автор к ней ни относился, — на мой взгляд, непременно должна стоять на полке у каждого любителя фантастики. В обязательном порядке, по умолчанию. Ну а остальные романы Уильяма Гибсона — опционально.
Странная история с этой рецензией/статьей. Почти детективная. В принципе она должна была выйти в газете "Книжное обозрение" в начале 2015 года. Возможно даже вышла. Не исключено, что я получил за нее гонорар. Но поскольку "КО" ведет полуподпольное существование, экземпляра я так и не увидел, а какую сумму составляет гонорар мой редактор не знает -- так что определить, что я получаю из газеты, а что приходит из других источников не представляется возможным в принципе. Такие дела, как говорил покойный Килгор Траут. Интриги, загадки, расследования!
Природа движется толчками
Зеркальные очки: Рассказы. / Составитель Брюс Стерлинг. Mirrorshades, 1986. Ed. by Bruce Sterling. Пер. с англ. — СПб.: Фантастика Книжный Клуб, 2014. — 384 с. — (SF). Тир. 1200. — ISBN 978-5-91878-028-2.
Уильям Гибсон, Брюс Стерлинг. Машина различий: Роман. / William Gibson, Bruce Sterling. The Difference Engine, 1990. Пер. с англ. Михаила Пчелинцева, Александра Гузмана. — М.: Иностранка, Азбука-Аттикус, 2014. — 448 с. — (Современная классика). Тир. 3000. — ISBN 978-5-389-08318-9.
Судьба поэта, воспевающего революцию, как правило печальна. Лучшее, что с ним может случиться — героическая гибель на баррикадах. Но если революция победила и он уцелел — дело швах, пиши пропало. Тот, кто призывал к борьбе с Системой, становится частью Системы, контркультура превращается в густопсовый мэйнстрим, а вчерашний апологет бунта органично вливается в литературный (а то и политический) истеблишмент. Именно такая эволюция произошла с представителями Движения киберпанков, душой и голосом IT-революции 1980-х. Меньше чем за десять лет киберпанк из маргинального течения с ядерным потенциалом превратился в раскрученный брэнд, торговую марку, модный тренд — и начисто утратил нонконформистский, протестный заряд.
Однако в 1986 году, когда в свет вышла главная антология киберпанка «Зеркальные очки», до финишной ленточки было еще далеко. Движение только-только взяло очередную планку, романы Брюса Стерлинга и Уильяма Гибсона получили наконец заслуженное признание, киберпанк уверенно оседлал волну перемен. Было бы глупо этим не воспользоваться. Плоды революции никогда не оправдывают ожидания идеалистов — это правило не знает исключений. Но пока мир не застыл и не закоснел, пока горят папортниковые леса, дымятся метеоритные кратеры, а лава льется через край, можно нарисовать контуры будущего, которое захватит умы целых поколений. «Техническая революция изменяет привычную структуру общества: от иерархии — к децентрализации, от жесткого контроля — к гибкому управлению», — пишет в предисловии к этому сборнику его составитель, главный идеолог киберпанка Брюс Стерлинг, ссылаясь на Элвина Тоффлера. Ну да, расскажите Дональду Туску, Артуру Левинсону или лучше сразу Джулиану Ассанжу. Но звучит чертовски соблазнительно, правда?
Конечно, представление киберпанков о будущем далеко от наивно-утопического. Более того, далеко не все рассказы из этой антологии напрямую относятся к science fiction. Киберпанки с их тягой к синтезу и постмодернистскому смешению легко пересекают жанровые границы, не чураются абсурдистской прозы, сюрреализма, даже фэнтези. Однако при всем разнообразии подходов и методов есть тема, которая связывает всех этих писателей. Начиная с «Континуума Гернсбека» Уильяма Гибсона, рассказа, который открывает книгу и во многом задает тон сборнику, один общий мотив звучит практически во всех рассказах, собранных под этой обложкой. Символ веры, кредо киберпанков — расширение коридора возможностей. Можно подавить видения, всплывающие из коллективного бессознательного Америки 1930-х, как герой Гибсона — или дать им волю. Можно разбазарить талант и сторчаться в хлам («Рокенроллим» Пэт Кэдиган) или достичь долгожданного катарсиса при помощи новейших синтетических наркотиков («Солнцестояние» Джеймса Патрика Келли). Основать новую религию, в буквальном смысле меняющую мир («Камень» Грега Бира) или задать трепку богам («400 поганцев» Марка Лейдлоу). Поднять бунт на борту дряхлой космической станции («Красная звезда, зимняя орбита» Гибсона и Стерлинга) или поглумиться над условностями «галантной эпохи» и штампами литературы о путешествиях во времени («Моцарт в зеркальных очках» Стерлинга и Льюиса Шайнера). Прямолинейнее всех эту идею выразил, пожалуй, Пол Ди Филиппо в рассказе «Кремень жив», где неграмотный парнишка из гетто становится властелином высокотехнологичного мира будущего. Но это уж как повезет: все дороги открыты, горизонт событий вывернут на изнанку, выбирай на свой страх и риск... Но помни: «проблемы индейцев шерифа не волнуют».
Внезапно раскрывшийся веер возможностей часто ведет к катастрофе и почти всегда — к тяжелому кризису. Один из таких кризисов переживает стимпанковская Великобритания середины XIX века на страницах этапного романа Брюса Стерлинга и Уильяма Гибсона «Машина различий». В начале позапрошлого столетия к власти в Англии пришла партия радикальных технократов под руководством лорда Байрона и за несколько десятилетий совершила то, на что в реальной истории ушло почти два столетия. Научно-техническая революция сорвалась в галоп, как круто пришпоренная лошадь. Дифференциальные исчислители, аналоговые компьютеры, придуманные Чарльзом Бэббиджем, резво щелкают шестеренками в каждом правительственном учреждении; заводы и фабрики производят миллионы тонн синтетических материалов (попутно отравляя воздух и воду); паровые экипажи носятся с неслыханной скоростью тридцать миль в час... Сословные привилегии отменены, старая аристократия переживает моральное банкротство, зато перед инженерами и изобретателями, учеными и промышленниками открываются самые блестящие перспективы. Темп жизни ускорился, социальные лифты с трудом справляются с нагрузкой, потенциальный выигрыш стремительно вырос — но многократно возросли и риски. Того и гляди, рванет — да так, что мало не покажется!..
«Машина различий», вышедшая в 1990 году, книга куда более зрелая и взвешенная, чем «Зеркальные очки» — даром что классика дурашливого стимпанка. К этому моменту Брюс Стерлинг с Уильямом Гибсоном уже успели во всеуслышание объявить о закрытии проекта «киберпанк», розовый туман рассеялся, и пейзаж после битвы обнажился во всей своей неприглядности. Соавторы, мне кажется, неспроста тасуют страницы учебника истории как карточную колоду. Кем станет Кольридж — великим поэтом или модным кинотропистом, экспертом по «движущимся картинкам»? Займется ли Энгельс развитием теории классовой борьбы или останется успешным фабрикантом? Будет ли Британия девятнадцатого века именоваться «викторианской Англией»? Какая из великих исторических персон сойдет со сцены, а кто из чудаков-визионеров, напротив, выступит на первый план? Слишком многое зависит от случайности, флюктуации, резкого пика на графике, отражающем социальную динамику. Как утверждает один из центральных героев книги, палеонтолог-катастрофист Эдвард Мэллори, «природа движется толчками». И при каждом глубинном сдвиге кто-то возносится в высшие сферы, а кто-то впадает в ничтожество — но с этим ничего не поделаешь как с активностью магмы в земном ядре.
Остается добавить немногое. Роман «Машина различий» («The Difference Engine»), ставший на западе визитной карточкой стимпанка, печатался в России трижды — последний раз 11 лет назад. Для нового издания перевод Михаила Пчелинцева заново отредактирован Александром Гузманом, что, безусловно, пошло книге на пользу. А вот «Зеркальные очки» («Mirrorshades»), несмотря на их культовый статус, издаются у нас впервые. Похоже, осторожным скептикам в России доверяют куда больше, чем романтикам-революционерам, пусть даже подвизавшимся в экзотической сфере IT. Что совсем не удивительно — учитывая уникальный исторической опыт нашей страны.
облако тэгов
Ну а издателям одно пожелание: дорогая "Азбука", больше Уильяма Гибсона, хорошего и разного!
